Артемис появился тут и слепо потянулся вправо, осознавая, что лежит на шершавом деревянном полу. Спина адски горела, он чувствовал немыслимую боль от шрамов. Силы были истощены, и убийца сейчас был уязвимей котенка. Если бы тут оказался кто-то, кто хотел его убить, это бы не составило ему великого труда. Но умирать Артемис Энтрери не собирался, поэтому и телепортировался, использовав последние силы. Он смутно помнил лицо той девушки, которая вдруг захотела его убить. Убийца был не так прост, и не дал бы себя убить в любом случае. Он тогда не мог защищаться – руки не слушались тела, и пришлось просто исчезнуть, появится непонятно где. Парень кривовато усмехнулся, уже кое-что, различая через кровавую пелену боли. Ему было дико больно, но признавать этого он даже не собирался. Демон уже был научен терпеть боль. Терпеть ее, не подавая виду.  Он пока не делал попыток встать, скорее морально готовя себя к очередной вспышке боли, которая будет готова разорвать его разум на куски. Рваный плащ на спине больно хлестал по открытой ране, и Артемис стал медленно, осторожно стягивать его с себя. Он вынул руки из рукавов и понял, что для того, чтобы избавится от кожаного плаща, придется перевернуться на спину, чтобы тот осел на  деревянном полу. Убийца грузно перекатился на спину и едва не закричал – разум помутнел, а сознание взорвалось миллионами белых и рыжих искр. Такую боль он уже однажды испытывал, но привыкнуть за раз было не возможно. Из глотки вырывались сдавленные крики, которые бы заменили сейчас дикий, животный крик боли.  Артемис сжал зубы и рывком поднялся, сев. Опять все помутнело в глазах, закружилась голова, затошнило. Он чувствовал, что еще одно такое движение, и он просто потеряет сознание от болевого шока.  Парень выдохнул и облокотился на стену плечом, восстанавливая дыхание – прерывистое, тяжелое. Он знал, что ему нельзя погибать. Просто нельзя – кто еще продолжит его дело? Артемису говорили, что он – само Зло. Ему говорили, что он – сама Тьма. Что он – тень самой Смерти, которая постоянно забирает чью-то жизнь. Он помнит, как она говорила, что любила его… Воспоминания, продолжали терзать его, рвать почерствевшее сердце на части. И теперь Артемису некуда было от них бежать. Наверное, болели не столько телесные раны, сколько одна большая, но моральная. Он хотел было тряхнуть головой, гоня ненужные мысли прочь, но решил этого не делать – ведь точно упадет в обморок. Чьим словам было верить? Скорее, тем, которые говорили о нем только отрицательное. Ведь в этом спектакле, в этой жизни, Артемис играл отрицательную роль. Злую, плохую. Роль убийцы, который достиг вершин мастерства  и ждет, пока можно будет о кого-то испытать острый клинок. Ему было скучно жить – однообразно, просто скучно. Но сейчас перед ним лежала задача, которая должна была быть для него всем – выжить. Просто выжить, а дальше понять, что он будет делать дальше. Парень хмыкнул и собрал остатки сил, закрыл глаза и перенаправил демоническую, целебную энергию к лопаткам. Кожа начала затягиваться, словно ткань, сшиваемая невидимой ниткой. Белая кожа начинала занимать место рваной раны, причиняя при этом Артемису сильнейшую головную боль. Тонкие, белесые шрамы – все, что осталось от огромных рваных ран на лопатках. По крайней мере, теперь боль не распространялась по всему телу, а почти исчезла, оставшись покалывающей болью в лопатках. Артемис еще более часа так сидел, прислонившись к стене плечом, восстанавливая силы и думая. Думая о прошлом, о его жизни, в общем. О том, что происходило и происходит. Он ведь не изменился. Как был предателем и убийцей, так им и остался. Ведь он совсем не изменился, пока убивал, пока видел мольбу, страдание, страх, ненависть в стекленеющих глазах людей и не совсем людей, которых убивал. И делал это за деньги. Поначалу. Его боялся весь город поначалу, а потом и вся страна. Он был лучшим убийцей среди всех, принимал любой вызов. И опять убивал. Опять убивал, чувствуя такой знакомый вкус крови на губах, на руках, на железном клинке. Он славился своим бессердечием. Но разве может быть сердце у того, кто похоронил его возле могилы любимой много лет назад? Разве можно собрать по осколкам разбитое сердце? Теперь он помнил. Все помнил. Теперь он мог расставить все по своим местам, мог сделать так, чтобы все сошлось в единую картину. И эта картина сначала ужаснула его. Он видел, как убивал тысячи людей. В спину, или перерезал глотки, смотря в отчаявшиеся глаза. На его губах играла ухмылка. Злая ухмылка, которая может быть только у человека, обиженного миром. Только у такого человека может быть неосознанная ненависть ко всему свету, только такой человек может быть так жесток. Он вздохнул, прикрыв глаза. Он думал – не пора ли остановится, прекратить убивать, сделать этот мир лучше? Полюбить опять, пойти в армию, сделать все честным, не кровавым путем для своей семьи…
Убийца встал и махнул рукой. Он полностью восстановился, и мог опять делать все, что только было угодно раненой душе. Его одежда превратилась в кожаный камзол. Он усмехнулся и пошел к двери. Уже взявшись рукой, обтянутой кожаной перчаткой за ручку, парень подумал над своим последним вариантом жизни и вздохнул.
Нет, такая жизнь явно для него. К тому же, никто не простит ему тех грехов. Поэтому он будет убивать. Снова и снова.